Зависть
Марио Корти:
Поначалу Пушкин предполагал назвать свою пьесу о Моцарте и Сальере «Зависть». Легенда пустила корни1. Она повторяется и в драме Петера Шеффера, и в картине американского режиссера Формана. Но это анахронизм. В отличие от Пушкина и от музыкального обывателя наших дней, Моцарт не мыслил в категориях романтизма. Времена другие были. Зависть, конечно, была, но не зависть к гению, а зависть к положению. Моцарт все время говорил о заработках, о постоянном месте при дворе, которого он всю жизнь упорно добивался. Естественно, что и Сальери не мыслил в категориях романтизма. Но в отличие от Моцарта он имел все то, о чем Моцарт только мечтал, положение и деньги. Итак кто кому завидовал?
Восемнадцатый век любил соревнования. И вот 6 февраля 1786 года состоялось состязание между Моцартом и Сальери. В одном конце Оранжереи императорского дворца Шенбрунн ставилась итальянская опера Сальери «Рrima la musica, poi le parole» «Сначала музыка, потом слова», в другом зингшпиль Моцарта «Der Schauspieldirektor». Обе оперы были сочинены по заказу императора
|
Халова:
В восемнадцатом веке музыку, в частности оперу, воспринимали иначе, чем воспринимают ее в наше время. Это нужно учесть, если мы хотим понять, почему, например, творчество Сальери воспринималось в свое время с восторгом и почему в наше время это не происходит. Оперные зрители того времени имели совсем другой музыкальный опыт, и эстетические критерии, эстетические требования, предъявляемые к опере, были другие. Было иное ощущение времени и, следовательно, темп жизни был другой.
Современный оперный зритель знаком не только с оперой XVIII и предыдущих веков. Но и с оперой последующих двух столетий, то есть XIX и ХХ веков.
Он также знаком с музыкой в кино, в рекламе, с сильными звуковыми эффектами и разнообразным шумом. Ничего подобного у слушателя XVIII века не было. Он воспринимал совершенно иначе даже освещение, которое в театрах того времени создавалось при помощи свечей, ламп и систем зеркал. Мы не можем утверждать, что театральная обстановка того времени создавала у придворных зрителей впечатление чего-то чудодейственного они ведь были знакомы с великолепием барочных дворцов, красками роскошных платьев, величием и красотой храмов. Однако все же театр, музыка, вся окружающая атмосфера производили впечатление более сильное, чем театральная обстановка наших дней, на современного слушателя, в какой-то степени «отупевшего» от обилия впечатлений.
В те времена аудитория требовала все новых и новых музыкальных переработок одних и тех же текстов, которые она, собственно говоря, знала уже почти что наизусть. Кроме того, структура отдельных драматических произведений почти не менялась: у персонажей могли быть разные имена в разных операх, но их количество всегда было одинаковым. Интриги были разные, но мотивации поступков почти всегда идентичны. В сущности, аудитория требовала постоянного повторения того, с чем была уже хорошо знакома. Этот подход весьма далек от современного вкуса. Для раскрытия закономерностей эстетического восприятия XVIII века недостаточно знать и исследовать несколько лучших произведений Моцарта. Необходимо изучать весь спектр творчества той эпохи, причем в широком культурно-историческом контексте.
Корти:
|
Кантнер:
В чем состояли претензии Моцарта к Сальери? К примеру, он пишет, что в глазах императора Сальери имел большой вес, а сам он, Моцарт, никакого. Не надо, однако, думать, будто дело обстояло так, что Сальери втерся в доверие к императору, оттеснив Моцарта. Было как раз наоборот. Это Моцарт пытался оттеснить Сальери, чего ему не удалось.
От своего отца унаследовал Моцарт вот эту фобию «итальяшки» и все валил на «итальяшек». Действительно, итальянцы были очень влиятельны в Вене, и это ему представлялось препятствием для собственного успеха. И именно Моцарт, несмотря на то, что произведения его заслуживают самой высокой оценки, пытался оттеснить от императора итальянцев ради собственного преуспеяния.
Что же такого Сальери сделал Моцарту? Из письма Моцарта: «Я потерял все доброе расположение императора ко мне для него существует только Сальери». Что значит «потерял»? Разве он когда-нибудь пользовался расположением императора в такой степени, как Сальери? Сальери, Ригини, Анфосси чувствовали себя при венской опере, как дома. У них там были прочные позиции. А Моцарт свое место еще должен был обрести. За свою игру на фортепиано Моцарт удостоился нескольких комплиментов от императора, которые он переоценил, однако в опере он еще не мог преуспеть. Ему было нечего показывать, кроме оперы «Идоменео». А ее в Вене никто не знал. Поэтому дело обстояло совсем не так, как это представляет Моцарт: что итальянцы строили против него козни. Скорее, это он пытался делать карьеру за счет итальянцев. И это ему не удалось.
Корти:
Моцарт и Сальери сталкивались еще несколько раз в жизни. В марте 1781 года Моцарт окончательно поселился в Вене. В том же году при дворе решался вопрос о музыкальном образовании молодой княгини Елизаветы Вюртембергской, младшей сестры будущей российской императрицы Марии Федоровны. Ей было тогда пятнадцать лет. На пост преподавателя было два серьезных кандидата Моцарт и Сальери. Выбор пал на Сальери.
И не потому, что Сальери считался лучшим музыкантом или лучшим преподавателем. Нет. Дело в том, что у Моцарта была репутация легкомысленного и даже разнузданного молодого человека. Было опасение за честь и достоинство молодой княгини. Разочарованный Моцарт пишет своему отцу: «Император все испортил, для него существует только Сальери». Привожу несколько высказываний Моцарта о Сальери из его корреспонденции. Из письма от 31 августа 1782 года: «Сальери не в состоянии преподавать фортепиано». 7 мая 1783 года: «Да Понте обещал написать новый либретто для меня но сдержит ли он слово Господа итальянцы ведь очень милы лицом, а за спиной! Мы-то их хорошо знаем. Если Да Понте сговорился с Сальери, либретто я никогда в жизни не получу, а я так хотел бы показать свое умение в области итальянской оперы». Замечу, что после этого Да Понте написал для Моцарта несколько либретто. Вся итальянская трилогия Моцарта написана Да Понте. В мае 1790 года Моцарт пишет письмо эрцгерцогу Францу: «Моя любовь к труду и сознание своего умения позволяют мне обратиться к Вам с просьбой о предоставлении мне положения капельмейстера, тем более что Сальери, хотя и опытнейший капельмейстер, никогда не занимался церковной музыкой ». Из письма от 18 апреля 1786 года: «Кто знает, как выйдет с постановкой «Свадьбы Фигаро», у меня есть сведения, что готовится большая интрига. Сальери и его сообщники из кожи вон лезут». И наконец, свидетельство, выданное Сальери одному из детей Моцарта: «Я, нижеподписавшийся, свидетельствую, что юноша господин Вольфганг Амадей (Франц Хавер. М.К.) Моцарт, уже умелый исполнитель фортепиано, обладает редким талантом для музыки, что после изучения правил контрапункта в школе господина Альбрехтсбергера перешел ко мне для усовершенствования и что я ему предсказываю успех не меньший, чем его знаменитого отца. Вена, 30 марта 1807 года. Антонио Сальери, первый капельмейстер императорского двора в Вене».
Слухи об отравлении уже ходили, а сын Моцарта стал учеником Сальери.
Кантнер
Что Сальери завидовал гению Моцарта это взгляд романтизма XIX века. Конечно же, Сальери сознавал, что Моцарт был гением. Себя с ним он вел всегда по-дружески. И Моцарт сам в последний год жизни добивался расположения Сальери. Он взял Сальери с собой на одно из представлений «Волшебной флейты». Он пишет: «Сальери все очень понравилось». Стало быть, радуется, что Сальери его похвалил. Для зависти к Моцарту у Сальери не было причин, у Сальери было вполне прочное положение.
Корти:
В романтической культуре гений, в отличие от мастерства, умения или ремесла, не может быть приобретен, он дан, он уникален. Он от Бога. Отсюда противопоставление: Моцарт гений, Сальери ремесленник. Миф гения иногда уподобляется мифу Прометея, укравшего огонь у Богов, чтобы подарить его человечеству. В этом варианте гений борется с божеством и становится благодетелем человечества. Один из элементов романтизма субъективизм. Искусство отражает внутреннее состояние, внутренний порыв художника, творческий процесс не рационален, а инстинктивен и интуитивен.
Итак, в романтической культуре гений предстает оторванным от остальных людей, от своего окружения, от социального, культурного контекста, от исторического процесса и часто даже от творческой среды. С этим подходом романтиков можно соглашаться или нет, но к Моцарту, во всяком случае, он не применим. Ибо Моцарт не был типичным гением в духе романтиков. Как пишет американский музыковед Уилльям Стаффорд, образ Моцарта как романтического гения создан писателями XIX века. Тем более закономерно в случае Моцарта говорить о контексте.
Халова:
С самого начала музыковедение попало под влияние характерного для романтизма культа гения. Изучалась в основном личность отдельных композиторов. Издавались огромные монографические работы типа «жизнь и творчество». Чаще всего эти личности рассматривались в отрыве от культурно-исторического контекста будто выросли они из ничего и не были составной частью исторического процесса, были просто гениями, существующими вне пространства и времени. Тем самым обесценивались и даже порицались многие композиторы, чьи произведения имели в свое время большой успех. В какой-то мере так случилось и с Сальери.
Сегодня ситуация меняется. В последнее время стал обновляться однообразный концертный и оперный репертуар, происходит переоценка менее известных композиторов, так называемых меньших. Эта переоценка дает нам более верное представление о значении этих композиторов для эпохи, в которой они жили, позволяет по-новому оценить их вклад, по-новому судить о новаторстве или традиционализме композиторов, так называемых великих. Таким образом мы получаем общую, исторически более верную картину о музыке прошлого.
Корти:
Музыковед Леопольд Кантнер, с которым в холодный ноябрьский день 1996 года я беседовал в одной из аудиторий Венского университета, автор статьи «Сальери: соперник Моцарта или образец для подражания?», приводит несколько примеров из оперы Сальери «Трактирщица», которые цитирую «Моцарт использовал несколько раз, начиная со ''Свадьбы Фигаро''».
Кантнер:
В известной мере Сальери, вместе с Паизиелло, являлся музыкальным образцом для Моцарта. Не надо забывать, что после больших успехов Моцарта как вундеркинда в Милане в его карьере наступил определенный застой, и Зальцбург с точки зрения музыкальной жизни был скорее провинциальным. Был, конечно, Мюнхен, но и Мюнхен далеко не Вена. До Вены, до его венского периода, Моцарт сочинил, если отвлечься от его юношеских произведений, только один шедевр «Идоменео».
В Вене Моцарт сразу попал под влияние последних достижений в области оперного творчества Паизиелло, Сальери и Чимароза. Эти три композитора были хозяевами репертуара в Вене, все трое и стали для Моцарта образцами.
Корти:
Недавно я ознакомился с рукописью американского музыковеда Джона Платова под условным пока названием: «Моцарт и опера-буффа в Вене». Труд этот готовится к публикации. «Книга, над которой я работаю, говорит Джон Платов, коренным образом пересматривает подход к пониманию моцартовских опер, определяя их место в общей картине оперной жизни Вены».
Платов:
Влияние на творчество Моцарта оказывали не столько отдельные конкретные фрагменты или мелодии, сколько то обстоятельство, что Моцарт, регулярно посещая оперу, мог видеть, какие из произведений имели успех у публики. Сам он пытался работать в том же духе. Представим себе, что у нас появилось желание написать успешную телекомедию. С чего бы мы начали? Наверное, стали бы смотреть популярные телевизионные комедии, стараясь понять, в чем причина их успеха, а затем стали бы сочинять примерно в том же духе. Опера во времена Моцарта была достаточно шаблонной. Сюжеты однотипными. Как правило, все закручивалось вокруг пары молодых влюбленных, браку которых ставятся препятствия. В конце оперы препятствия преодолеваются, и пара шагает под венец. Как, например, в «Свадьбе Фигаро», как во множестве других опер. Иногда среди персонажей появляется ревнивый приемный отец, как в «Севильском цирюльнике». Иногда возникает конфликт между молодым человеком, который хочет жениться на красавице, с его же отцом, влюбленным в ту же девицу. Но всегда все кончается благополучно пара вступает в брак. Шаблон включает определенный тип персонажей. Тип голосов, тип мелодий и арий. Всему этому Моцарт научился у таких композиторов, как Сальери и Паизиелло. Эти два композитора и были, вероятно, самыми значительными среди соперников Моцарта.
Являясь директором придворной оперы, Сальери обладал ключевой позицией, которой Моцарт всегда завидовал. Я бы сказал, что Сальери оказал значительное влияние на Моцарта, он был ведущим композитором в Вене того времени. Но я бы добавил, что влияние это скорее общее, нежели конкретное. Моцарт прожил в Вене пять лет, пока получил возможность сочинить итальянскую оперу для двора и сочинил «Свадьбу Фигаро». Слушая музыку Сальери, Моцарт получал четкое представление о вкусах венской публики. Множество ходов обеспечивает их сюжетную и стилистическую связь. Гораздо труднее указать на конкретные точки соприкосновения. Причины в том, что часто, когда говоришь: вот у Сальери есть такой фрагмент, смотри, как он похож на этот момент у Моцарта, то можно, при желании, найти еще шесть таких фрагментов у других композиторов, которые делали буквально то же самое. Все это потому, что опера-буфф чрезвычайно шаблонна, и все композиторы пользовались теми же трафаретами.
Профессор Кантнер указывает, что увертюра к опере Сальери «Пещера Трофонио» начинается медленным адажио в минорном ладу, очень мрачным и очень драматичным, и это совсем непривычно для оперы-буффа. Два года спустя Моцарт делает то же самое в «Дон Жуане», где увертюра начинается медленной и мрачной музыкой. Кантнер также замечает, что и в том, и в другом случае этот мотив увертюры повторяется в важных эпизодах оперы. Сальери делает это в «Трофонио», Моцарт в «Дон Жуане». Но не надо забывать, что в то время, когда Моцарт сочинял «Свадьбу Фигаро», у него было мало опыта в области оперы-буффа, потому, очевидно, он самым тщательным образом наблюдал за творчеством других композиторов.
Можно привести целый ряд примеров связей между отрывками из Паизиелло и фрагментами из Моцарта. В «Свадьбе Фигаро» есть по крайней мере два фрагмента, которые тесно связаны с аналогичными ариями в опере Паизиелло «Севильский цирюльник», сочиненной в Санкт-Петербурге в 1782 году и пользовавшейся огромным успехом. Эта опера Паизиелло была написана до «Свадьбы Фигаро» и была очень популярна в Вене. Оба примера показывают, что Моцарт сознательно сочинял эпизод, напоминавший слушателям о предыдущей опере. Следовательно, здесь мы имеем дело не столько с примером влияния на Моцарта, сколько с сознательной попыткой Моцарта подчеркивать связи с образцами.
Корти:
В конце прошлого года я слушал «Свадьбу Фигаро» Моцарта и натолкнулся на один мотив, который отбросил меня далеко назад во времени. Я был глубоко тронут. Этот мотив я слушал в детстве. В прошлые времена в Италии была традиция: каждый год под Рождество пастухи спускались с гор, ходили по улицам и играли на волынках рождественские мелодии. Это ломбардская рождественская песня. У меня нет точных данных о том, когда возникла эта мелодия. Ее знали мой прапрадед и прапрадеды моих ломбардских ровесников, значит, примерно сто пятьдесят лет тому назад она уже была, хотя я убежден, что мелодия еще более старинная. Представим себе, что Моцарт услышал ее в детстве в одном из путешествий по Северной Италии. Например, на улицах Милана, где, кстати, он и находился как раз под Рождество в декабре 1770 года. Можно себе это представить? Думаю, что можно. Во всяком случае, именно эта мелодия звучит в «Свадьбе Фигаро».
Платов:
Много писалось о том, откуда происходит сюжет оперы «Так поступают все женщины», откуда Да Понте позаимствовал фабулу для своего либретто. Правда, целый ряд опер так или иначе основан на подобном сюжете, но больше всего к этому сюжету приближается опера Сальери «Пещера Трофонио». Здесь выступают две пары любовников. Одна очень серьезная, интеллектуальная, любит читать книжки, прогуливаться по парку. Другая довольно фривольная, легкомысленная, они любят развлекаться, танцевать, бывать на вечеринках. Но как только жены входят вместе в волшебную пещеру Трофонио, происходит преобразование личностей. Легкомысленная жена становится серьезной, а серьезная легкомысленной, и в результате они отвергают своих партнеров, как уже не соответствующих им по характеру.
Вот этот сюжет с обменом партнера и повторяется в «Так поступают все женщины». Так что, по крайней мере частично, в предположении, что идея эта заимствована из оперы Сальери, есть доля правды.
Корти:
Встретившись в Венском университете с австрийским музыковедом Леопольдом Кантнером, я спросил: в чем же все-таки Моцарт превосходит своих соперников?
Кантнер:
Романтизм ввел новое понятие о качестве. Речь идет о качестве вышестоящем, превосходном. Это следует из культа героя в романтизме. Повсюду можно прочесть: Моцарт намного более велик, чем Сальери. Но у меня есть любимое выражение: я не знаю композиторов, я знаю только произведения. У Моцарта есть сочинения, которые превосходят все, что написано его современниками. Но есть и такие, которые не исполнялись бы никогда, если б не были сочинены Моцартом. Моцарт демонстрирует более высокое мастерство в инструментовке и в развитии тем, в обработке и в масштабности развертывания в этом Моцарт выше.
Платов:
Вот что я обнаружил, работая с моими студентами. Я им играю музыку Сальери и задаю вопрос: Моцарт это или нет? Ввести студентов в заблуждение легко. Музыка Сальери и музыка Моцарта стилистически настолько похожи, что только эксперт способен их различить. Конечно, чем чаще вы слушаете музыку Сальери и чем глубже знакомитесь с творчеством Моцарта, тем яснее становится разница между ними. Но она не столь очевидна. Я бы сказал так: музыка Сальери очень хорошо сконструирована. Чего в ней нет, так это того волшебного воображения, которое есть у Моцарта. Сальери, по-моему, не достигает уровня лучшей музыки Моцарта. Но большая часть музыки Сальери настолько же хороша, как и часть музыки Моцарта.
Кантнер:
История музыки это не десяток имен, а сотни. И даже у самых великих есть несовершенные произведения. Сальери в любом случае относится к самым значительным, и ему дали бы совсем другую оценку, если бы романтическое представление о Моцарте не требовало противостоящего образа образа врага. Сальери в своих шедеврах один из самых великих творцов как в области оперного творчества, так и в церковной музыке. Что касается музыки инструментальной, я бы, вне всякого сомнения, отдал предпочтение Моцарту.
Корти:
Образ врага, о котором говорил Леопольд Кантнер, помогали создавать поэты. Это делал Пушкин в своей маленькой трагедии «Моцарт и Сальери». Не иначе обстояло дело в Древней Греции, и тогда поэты занимались мифотворчеством, создавая свое поэтическое пространство, мало имеющее отношение к реальности. Платон считал мир, создаваемый поэтами, миром тотального мрака, тенью тени. И в своей идеальной Республике предлагал запретить поэтов: изгнать Гомера. Я не призываю изгонять Гомера или Пушкина, но на пороге XXI века пора научиться отличать мир поэзии от настоящего мира. Не отвергая кумиров нашей современной мифологии Моцарта или Пушкина, все-таки очищать их в нашем сознании от всего грубого, безнравственного и фантастического от черных человеков, мнимых интриг и отравлений.
1«Зависть» это третья часть передачи Марио Корти, прозвучавшей на радио «Свобода».