«Тогда еще все было возможно»
Философско-религиозные истоки науки. — М.: Мартис, 1997, 328 с., 2500 экз.
Мы могли бы жить совсем в другом мире. На уроках в школе нас вместе с физикой знакомили бы с основами магии, наряду с химией преподавали бы алхимию, а математику — в единстве с натурфилософией в качестве ее части. Астрологические представления были бы не предметом повседневного любопытства и стереотипами массового сознания, а серьезными знаниями входили бы в состав высокой культуры. В классах и аудиториях с портретов на нас смотрели бы, вместо Декарта и Ньютона, Роберт Флудд и Джон Ди, а Джордано Бруно почитался бы как религиозный авторитет. Студенты конспектировали бы геометрические трактаты, сдавали бы зачеты по каббалистике, на экзаменах проваливались бы недочитавшие Агриппу и нетвердо знающие Парацельса. Сама наука иначе проводила бы свои границы; осуждались бы как ненаучные попытки сведения ее объектов к количественно исчисляемым моделям. Культура имела бы другой состав и другую структуру, вся система очевидностей была бы совсем другой.
То, что получилось в конце концов иначе, не так уж само собой разумеется. Наша судьба в этом смысле решалась в XVI-XVII веках, когда только возникало, оформлялось столь знакомое нам, столь естественное для нас механико-математическое естествознание и мировидение. Вариантов развития, почти равных тогда по силе убедительности, по власти над умами, было по крайней мере три. Три главные познавательные модели соперничали между собой при переходе от позднего Ренессанса к Новому времени, и Новое время началось по-настоящему тогда, когда одна из них взяла верх.
Во-первых, это была так называемая органическая познавательная модель, идущая от античности: представление мира как организма (к тому же одушевленного) с качественным, а не количественным описанием его составляющих.
Во-вторых, магическая, вдохновлявшая Ренессанс, тоже в конце концов с античными корнями, то есть родственная первой, включавшая алхимию, астрологию, языческий гнозис.
И наконец, та самая механистическая, в исторической правоте которой мы убеждены столь долго, уподоблявшая мир большому мехнизму, все происходящее в котором может быть схематически описано и математически исчислено.
Тем, что победила именно третья модель, она обязана христианству, тому самому христианству, родство с которым некогда так энергично отрицала.
Уязвимым местом ее соперниц оказалось то, что они — как ни пытались их христианизировать — были по самому своему существу слишком языческими. Чего стоит хотя бы то, что Христос помещался ими в один ряд с Орфеем и Гермесом Трисмегистом.
Кроме того, каким бы это ни показалось удивительным, магия, например, совершенно не оставляла в мироздании места чуду, то есть божественному вмешательству, превосходящему человеческое разумение. Для магии решительно все было естественным, а значит, поддающимся безграничному по своим возможностям формирующемуся воздействию человека. Христианская по своим установкам культура не могла долго терпеть в себе такое, слишком уж это было несовместимо с самим существом христианского миропонимания. Она приняла поэтому в конце концов сторону экспериментального, математизированного, механистического естествознания, гораздо более созвучного христианству в ряде своих основных интуиций.
В сборнике показаны различные аспекты взаимовлияний, притяжений, отталкиваний науки и всех тех интеллектуальных, культурных течений, которые ее окружали и от которых она себя даже не всегда отличала. Описано, прослежено в некоторых существенных своих чертах время, когда еще все было возможно, когда еше никак нельзя было знать, что получится из брожения умов, из буйного, неслыханного ни до, ни после научного, религиозного, философского, культурного творчества (все в одном!) и из упоения возможностями человека в познании, освоении и присвоении мира, которые казались в ту пору безграничными. Это, кстати, в огромной степени будило культурное беспокойство и питало культурное творчество.
Книга может быть прочитана как своего рода интеллектуальный детектив: расследование корней и хода борьбы обширных исторических сил, исход которой отнюдь не был предрешен и мог оказаться совсем иным. Статьи сборника представляют собой попытку понять, как и почему получилось именно то, что получилось.
Ольга Балла
В.И. Миллер. «Осторожно: история»
Спорить с Виктором Миллером было трудно…
Так я хотел было начать свой текст. Но передумал. Начну по-иному.
«Настоящим историком быть трудно. Это дар Божий. Мало знать факты и уметь их анализировать. Надо чувствовать время и уметь передать его, любить людей и пытаться понять их, а не выступать в роли стороннего наблюдателя либо, что еще хуже, прокурора или судьи». Так начинает Альберт Ненароков свое предисловие к сборнику статей В. Миллера, и посвящены эти слова Миллеру-историку. Кстати, тезис Ненарокова не прямо, не в лоб, но зато содержательно и серьезно мотивирует, как мне кажется, название сборника.
А теперь продолжим свое. Спорить с Виктором Миллером было трудно, потому что он был настоящим историком и умел защищать свои позиции содержательно и с фактами в руках, причем о многом в нашем революционном прошлом я впервые услышал именно от него. (Так, еще в середине семидесятых годов — да, еще тогда, в ту пору, когда «маразм крепчал» с необыкновенной силой! — он подробно изложил мне и обосновал идею, что психология гражданской войны сохранилась в СССР и поддерживалась властями долгие десятилетия, вплоть до дня нашей беседы. Теперь в сборнике я нахожу его статью «Массовое сознание революционной эпохи и психология гражданской войны» и в ней читаю: «…Эта психология в той или иной форме дожила до начала так называемой перестройки, и вне ее не могут быть поняты ни сталинский террор середины тридцатых годов, ни «катынское дело», ни многие другие события». Тогда, двадцать лет назад, эта идея произвела на меня сильное впечатление, очень многое прояснив в картине окружающего мира.)
Но спорить с Миллером было необходимо, было необходимостью по крайней мере для меня. И предметом наших споров в конечном счете всегда оказывался один-единственный вопрос — впрочем, главный вопрос новейшей российской истории: была ли в 1917 году альтернатива большевистскому перевороту?
Тень этого вопроса так или иначе витает над каждой страницей сборника «Осторожно: история!». И хотя я вновь не могу согласиться с позицией автора (потому что он, в сущности, исследует только один путь развития событий, тот, который состоялся в реальности), в целом книга подталкивает к серьезным и содержательным размышлениям.
И о том, что вообще есть революция — выступление на сцене истории новых сил или обвал «старого режима» (например, обвал советской власти в августе 1991 года). И о том, в каком неожиданном свете предстанут нынешние политические партии, если к ним применить те методы исследования, какими пользуются историки при анализе политических движений в 1917 году. И даже на столь нелюбимую Миллером тему: о возможностях молодой российской буржуазии справиться с хаосом 1917 года и тем составить реальную альтернативу большевикам.
Словом, для человека, всерьез интересующегося историей или Россией, — книга примечательная. Но она издана тиражом всего в пятьсот экземпляров, потому что выпускалась на весьма ограниченные средства вдовы В.И. Миллера (источник, в сущности, — одна весьма скромная пенсия). Цецилия Миллер задумала и составила сборник, с помощью близких и преданных друзей В.И. Миллера подготовила его к печати и выпустила в свет. Поистине подвиг — и подвиг неоценимый!
Григорий Зеленко
«Информационная война в Чечне»
Факты. Документы. Свидетельства
Сборник материалов под таким названием выпустил Фонд защиты гласности. Нам представляется важным обратить внимание читателей на эту книгу. Те, кого волнует тема «Информационной войны вокруг Чечни» — и шире: тема «информационных войн» вообще, — могут получить сборник в Фонде защиты гласности (тел.
Продолжая после издания первой книги — «Журналисты на чеченской войне» — сбор материала о нарушениях прав журналистов и прессы, освещавших события в Чеченской республике, нельзя было не обратить внимание на особенность второго года войны — все четче обнаруживала себя «информационная война».
С самого начала этой необъявленной войны каждая сторона пыталась (и часто довольно успешно) вести пропагандистскую борьбу с противником. В «информационной войне» почти не участвовали представители независимых СМИ, но значительную роль в распространении дезинформации сыграли государственные издания, радио и телевидение, которые распространяли официальные сведения, исходящие в первую очередь из силовых ведомств. В итоге жертвой этой войны информации и дезинформации стало российское общество.
В настоящей книге, помимо монитора, содержащего информацию о нарушениях прав журналистов и прессы, освещавших чеченский конфликт (он хронологически продолжает монитор предыдущей — «Журналисты на чеченской войне» — с ноября 1994 года по декабрь 95-го), сделана попытка рассказать о том, как и кем освещались эти события, в каких условиях работали журналисты.
Структура этой книги определена желанием сколько-нибудь систематизировать огромное количество материала — публикации, документы, стенограммы пресс-конференций, авторские статьи, написанные специально для этой книги. Например, мы попытались раскрыть фрагменты процесса распространения дезинформации, особенно о событиях в городе Кизляре и у селения Первомайское в январе 1996 года, когда сообщения информационных агентств, радио и телевидения передавали утверждения официальных лиц, опровергавших себя же спустя несколько часов, но с завидной настойчивостью твердивших о ратных подвигах федеральных войск, оставляя общество один на один с неопределенностью, которая в конце концов оказывалась ложью.
Студентка факультета журналистики МГУ имени Ломоносова Анна Печникова проанализировала публикации российских СМИ за полтора года войны, тем самым определив механизм распространения и технологию дезинформации. Одним из фронтов «информационной войны» стали публикации в специализированных (ведомственных) журналах МВД и МО России, которые были призваны воспитать в патриотическом духе военнослужащих федеральных войск (статья сотрудника Российской публичной библиотеки Дмитрия Эпштейна).
Как и в предыдущей книге, мы публикуем заметки о чеченской прессе, пережившей не меньше неприятностей, с которым сталкивались российские и зарубежные журналисты, освещавшие события в Чечне. Наиболее интересная часть этого раздела — статья журналиста газеты «Известия» Ирины Дементьевой, в которой она публикует собранные за последние несколько лет материалы о работе чеченских газет.
Мы благодарим всех, кто помог нам собирать эту книгу, — журналистов и правозащитников, сотрудников Фонда защиты гласности, информационные агентства, газеты, радиостанции и телекомпании, разделивших с нами труд сбора и систематизации публикуемой информации. Особая благодарность Федеральной службе новостей, предоставившей нам стенограммы пресс-конференций, Национальной службе новостей, канадской службе IFEX, правозащитному центру «Мемориал».
Книжные новинки
Книги для тех, кто знает…
Таков девиз молодого издательства «Аграф», основанного два года назад и выпускающего художественную литературу, мемуаристику, поэзию, книги по истории, философии, культурологии, психологии, энциклопедии, словари, справочники. Познакомьтесь с некоторыми новинками этого издательства.
Петр Савицкий. «Континент Евразия»
ХХ век расколол русское общество на красных и белых, на большевиков и эмиграцию. Именно эти два лагеря представляли наиболее известные магистральные линии национальной идеологии. Однако был и Третий путь: не красные и не белые. Люди, призывающие к замене безысходного дуального противостояния внутри нации синтезом, называли себя евразийцами. Система их взглядов строилась на убеждении, что материк «Россия — Евразия», не будучи ни Азией, ни Европой, представляет собой самостоятельный мир.
Петр Николаевич Савицкий (1
Сегодня, когда старое разделение русской нации вновь налицо, когда противостояние двух внутренних сил накаляется, несмотря на все примиренческие шаги конформистского центра, неожиданная, новаторская евразийская идеология способна сыграть важную роль в новом духовном и геополитическом строительстве, в выборе народом типа своей государственности, своей культуры, своего мировоззрения. Поэтому к евразийству и обращаются самые разнообразные силы в нашем обществе, независимо от их политической и мировоззренческой специфики.
Георгий Флоровский. «Из прошлого Русской мысли»
Еще один основатель евразийства, крупнейший православный богослов, философ и историк культуры. В отличие от Савицкого он более известен образованному читателю современной России как автор знаменитых «Путей русского богословия» и лекцией об отцах Церкви, а также благодаря выходу в свет на русском языке биографии Флоровского, написанной историком, славистом Эндрю Блейном. Между тем остальные труды Флоровского, выходившие начиная с двадцатых годов в разных странах, оставались недоступными российскому читателю. Сегодня их сбор и систематизация практически завершены, и они переданы для публикации на родину автора. Издание включает в себя историко-философские работы, где автор пытается распутать наиболее замысловатые узлы русской философской и богословской мысли XIX и первой трети ХХ столетий. Часть статей посвящена основным противоречиям философии и идеологии русского евразийства. В книгу вошли также фрагмент диссертации о молодом Герцене и анализ творчества Достоевского, Соловьева, Тютчева.
Борис Раушенбах. «Пристрастие»
Книга Б.В.Раушенбаха, академика РАН, одного из основателей космонавтики, философа, тонкого ценителя искусств, представляет все стороны творческой деятельности блестящего ученого. В сборник вошли работы, опубликованные в разные годы и по разным поводам, отличающиеся разной степенью трудности и обращенные к разным группам читателей. Так, например, наряду с общедоступными (взять хотя бы воспоминания о С.П.Королеве), есть статьи научно-публицистического характера (например, о тысячелетии крещения Руси) и, наконец, статьи, требующие известной подготовки читателя (скажем, статья о логике троичности).
Мераб Мамардашвили. «Лекции по античной философии»
Книга крупнейшего современного философа Мераба Мамардашвили (1
Мераб Мамардашвили. «Кантианские вариации»
Составивший эту книгу курс лекций о философии Канта был прочитан автором в 1982 году в Москве, в Институте общей и педагогической психологии. Читая лекции о своих любимых философах, Мераб Константинович никогда не предпринимал специальных усилий для их публикации. Единственное исключение — «Кантианские вариации». Он мечтал еще при жизни издать эту книгу, но обстоятельства помешали этому. Выход в свет книги-ценное дополнение к реконструкции творческого наследия философа.
По словам автора, «с Кантом приятно иметь дело не только потому, что его нельзя поместить в некую клеточку, но еще и потому, что это философ, который мыслил о том, о чем мыслил, с отсветом незнаемого на знаемом…»
Адрес издательства:
127521, Москва,
ул.Шереметьевская, дом 47.
Телефон:
