Методические материалы, статьи

Другая жизнь

Военно-штабная наука, как и любая другая, — занятие негромкое, кабинетное, для постороннего просто занудное. Ее корифеи «широко известны в узких кругах». Воинская слава достается маршалам и героям, и так ли важно обывателю, кто в действительности разработал вошедший в учебники маневр, кто продумывал знаменитую операцию.

Генерал-лейтенант Евгений Александрович Шиловский был доктором наук, профессором, заведовал кафедрой оперативного искусства (позднее ставшей кафедрой стратегии) в Академии Генерального штаба СССР. Он считается одним из корифеев советской военно-штабной науки. При этом личная жизнь Шиловского оказалась связанной с именами двух замечательных русских писателей XX века — сначала Михаила Булгакова, потом Алексея Толстого. Первому Шиловский обязан потерей семьи. Второму приходился зятем, и они крепко дружили.

Умерший весной 1952 года, похороненный на Новодевичьем со всеми воинскими почестями и с тех пор благополучно забытый, генерал Шиловский был одним из прототипов Вадима Рощина из «Хождения по мукам». Уже потому он заслуживает разговора серьезного и обстоятельного. При том, что интересен Шиловский не только этим…

Но все по порядку.

Лейб-гвардеец

Почему-то все вспоминают, что Шиловский был высокого роста. На самом деле, роста он был среднего, просто так носил форму, так держал выправку, что казался выше своих 172 сантиметров. Зато в штатских костюмах чувствовал себя некомфортно и почти не носил их, форму проносил сызмальства и до конца дней.

Год рождения — 1889. Место рождения — имение Савинки Тамбовской губернии. Родители — из местных дворян. Правильно фамилия произносится с ударением на первый слог. Шиловские — исконный и разветвленный российский дворянский род.

Крупными помещиками Шиловские никогда не были, оставшиеся от родовых достатков Савинки — больше дача, чем поместье. Обычная трудовая интеллигенция. Отец, Александр Иванович, избирался в Государственную думу, работал в комиссии по землеустройству. Когда в Гражданскую его арестовали красные, савинковские крестьяне толпой пришли в ЧК: отпустите барина, он хороший человек. И барина отпустили.

Лейб-гвардеец

Евгения отдали в кадетский корпус. Потом — военное училище, выпустился офицером-артиллеристом. Дальше — Первая мировая, награды, именное оружие за храбрость, статья «Подвиг поручика Шиловского» в газете… Он тогда увлекался фотографией, осталась целая коллекция снимков — «Из жизни и службы в 5-й батарее I-й лейб-гвардии артиллерийской бригады»: первый бой, переправа, однополчане на привале… Вот итоговая: красавец офицер в полной парадной форме, на груди орден. Это уже после Николаевской военной академии. Окончил аккурат в 1917-м.

Что случилось в 1917-м — известно.

Командарм

Почему Шиловский пошел к красным?

Марина Евгеньевна Шиловская-Толстая, соответственно «дочка и внучка», пожимает плечами. Когда-то ответ был мгновенным: папа решил быть с народом. А сейчас?

Сам генерал никогда не объяснял. По логике характера — нет, не честолюбие, не коммунистический фанатизм… Тогда что? Поди разбери. Любая гражданская война — очень редко в чистом виде противостояние «красных» и «белых». Кого к какому берегу прибьет, в чей строй поставит, определяется множеством случайных событий, личных обстоятельств, неожиданных встреч — и далеко не всегда происхождением, предыдущей биографией.

Известно, что после октября 17-го два брата, Евгений и Михаил, два недавних офицера-фронтовика, сидели в деревне и решали, что делать. Михаил потом оказался у белых, дальше эмиграция, следы теряются. Евгений вернулся в Петроград.

Послужной список Шиловского у красных: в РККА с весны 1918-го; сотрудник Высшей военной инспекции; начальник отдела штаба Народного комиссариата военных дел Украины. Летом 1919 года арестовывался ВЧК по обвинению в сочувствии белым, но 30 сентября 1919 года был освобожден. В 1919-1921 годах — начальник оперативного управления, начальник штаба и временный командующий 16-й армией. С 10 июля 1921 года занимал должность помощника начальника штаба Западного фронта.

Запомним одну деталь: Шиловский некоторое время командовал 16-й армией. 16-я армия воевала на польском фронте. У 32-летнего командарма был заместитель, Юрий Неелов, сын великого артиста, а потом вожака московских анархистов Мамонта Дальского. У Неелова — жена, юная, прелестная Леночка-Люся. Дальше — в разных источниках по-разному. Марина Евгеньевна Шиловская говорит, что в семье вспоминали какую-то «злосчастную» отцовскую командировку в Ригу. Командировка могла быть, потому что после польской войны подписывался Рижский мир, определялась новая линия границы, переговоры тянулись долго и крупного штабиста Западного фронта могли включить в состав делегации. А с ним мог поехать зам. А с замом — жена, поскольку Люся была родом из Риги, там жили ее родители… Так или иначе, Леночка Нюренберг-Неелова стала Еленой Сергеевной Шиловской.

«Так поражает молния!»

Красивая была пара. И благополучная: Шиловский после Гражданской стремительно продолжал карьеру, стал помощником начальника Академии Генштаба, в 1928-1931 годах — начальник штаба Московского округа. В 1921-м у них родился сын, Женя-маленький, в 1926-м — второй сын, Сергей. Все хорошо?!

Из писем Елены Сергеевны Шиловской сестре Ольге, работавшей во МХАТе секретарем Немировича-Данченко: «Ты знаешь, я страшно люблю Женю-большого, он удивительный человек, таких нет, малыш самое дорогое существо на свете — мне… спокойно, уютно. Но Женя занят почти целый день, малыш с няней все время на воздухе, и я остаюсь одна со своими мыслями, выдумками, фантазиями, неистраченными силами!… чувствую, что такая тихая, семейная жизнь не совсем по мне…»

28 февраля 1929 года на квартире художников Моисеенко отмечалась масленица, Шиловский был в командировке, Елена Сергеевна приняла приглашение, ее соседом за столом оказался мужчина с худым лицом и аккуратным косым зачесом — Михаил Булгаков. И все.

«Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож!»

Елена Сергеевна Шиловская потом стала Еленой Сергеевной Булгаковой. Той самой — верной женой гения, Маргаритой.

5 февраля 1931 года между Шиловским и Булгаковым происходит только им двоим известная история… Ныне кто только не норовит ткнуть Шиловскому в глаза.

Но между тем еще кое о чем стоит помнить…

«Весна» красна

У Шиловского в феврале 1931 года были все основания для нервного срыва. Елена Сергеевна, возможно, в пылу романа не замечала, что над мужем завис топор. Ведь «Весна» расцветала!

Дело «Весна» подробно изучал украинский историк Ярослав Тинченко. К его интереснейшему исследованию «Голгофа русского офицерства 1930-1931 гг.» я отсылаю всех, кто заинтересуется этой темой. Вкратце же картина выглядит так.

Общеизвестно, что в конце 20-х годов в Москве прошли шумные процессы «буржуазных спецов» — «Шахтинское дело», дело «промпартии». «Весна» замышлялась, как столь же масштабный процесс, но уже военных специалистов. Предполагались три категории обвиняемых. Первая — те бывшие белые генералы и офицеры, которые, измученные ностальгией и нуждой, подписали пропагандистско-покаянные письма и вернулись в СССР (Слащов, Гравицкий, Секретев и др.); здесь они, морально надломленные, ходили на унылую службу да смертно пили под плотным «колпаком» ОГПУ. Вторая — бывшие военспецы Гражданской войны (этих всегда недолюбливали командармы «от шашки и тачанки», которым хотелось выглядеть единоличными победителями белых). Третья — просто военная интеллигенция, осевшая во всевозможных академиях (в том числе и Генштаба). Волны арестов катились по Киеву, Москве, Ленинграду…

Шиловский по материалам дела «Весна» проходил как один из фигурантов.

В конце 1930-го, под самый Новый год, взяли очередную группу военных специалистов — преподавателей Академии Генштаба. В числе арестованных был и непосредственный начальник Шиловского в годы Гражданской (командовал Западным фронтом) бывший царский генерал Дмитрий Николаевич Надежный. То есть снаряды ложились совсем рядом.

Понимают ли дома, что происходит? Вряд ли! Марина Евгеньевна в нашем разговоре не раз подчеркнет: в самые трудные моменты отец дома никогда не говорил о служебных проблемах. Берег близких, не хотел, чтобы волновались. Если так было во второй семье генерала — наверняка так же было и в первой. Люся, его радость, щебечет, веселится, она ухожена, одета, отличная квартира, дети — и замечательно! И не надо ей ничего знать!

Но тут выясняется — у Люси роман. С драматургом Булгаковым. Удар под дых. Ситуация по-мужски оскорбительная сама по себе, для Шиловского, невероятно самолюбивого, оскорбительная вдвойне. Но ведь и Булгаков в контексте событий — не просто любовник жены. Он автор «Дней Турбиных» — пьесы, сегодняшним языком, культовой в кругах военной интеллигенции. Его с уважением, как «своего», еще недавно приглашали на чай те, кого арестовали (сейчас или чуть ранее), при нем открыто велись все разговоры. Очень может быть, что сейчас кто-то на допросе, в лубянских кабинетах, не выдержав, называет имя модного литератора. Как повернется дело? Не потянется ли цепочка: военспецы — Булгаков — Люся? При том, что сам Шиловский наверняка знает, что уже обречен… А дети — с кем они останутся?

Человек из 16-й армии

Итог разговора был жестким. Шиловский потребовал, чтобы Булгаков порвал с Еленой Сергеевной навсегда.

Дальнейшее описано многократно. 20 месяцев никаких встреч не было, потом осенним днем 1932 года Елена Сергеевна вышла из дому и…

«Все-таки это была судьба. Потому что когда я первый раз вышла на улицу, то встретила его. И первой фразой, которую он сказал, было: «Я не могу без тебя жить». И я ответила: «Я тоже». И мы решили соединиться, несмотря ни на что».

Они соединились, Шиловский не протестовал. Елена Сергеевна переехала к Булгакову вместе с пятилетним сыном Сережей. Старший сын Женя остался с отцом. 3 октября 1932 года Евгений Александрович и Елена Сергеевна развелись, на следующий день Михаил Афанасьевич и Елена Сергеевна зарегистрировали брак.

Стоп. Все очень красиво, но… Почему, например, Шиловский не протестовал? Из благородства?

Благородство — само собой, но не только. За 20 месяцев изменилась ситуация. Дело «Весна» было остановлено.

Имя человека, пресекшего «Весну», назвал в одной из публикаций недавний глава пресс-службы ФСБ генерал А. Зданович. Это Ян Ольский, начальник особого отдела ОГПУ, член коллегии ОГПУ. По воспоминаниям тех, кто его знал, — жесткий «законник», противник лишних арестов, у которого и предыдущее «Шахтинское дело» вызвало негодование. Летом 1931 года Ольский затребовал материалы «Весны», провел повторные допросы арестованных, после чего опротестовал выводы, сделанные следователями.

Еще кое-какие свидетельства мы находим в записках Михаила Шрейдера «НКВД изнутри». Автор, в начале тридцатых — крупный чекист, потом арестованный, зверски пытанный на допросах, отсидевший свое в лагерях, писал мемуары в семидесятые годы. В конце жизни он уже многое оценивал иначе, вряд ли надеялся на публикацию воспоминаний и хотел одного: честно изложить на бумаге все, чему был свидетелем. Шрейдер называет тех, кто поддержал Ольского, — заместитель председателя ОГПУ Мессинг, начальник Главного управления пограничной охраны Воронцов, полпред ОГПУ по Московской области Бельский, начальник секретно-оперативного управления Евдокимов (в других публикациях фигурирует еще и Трилиссер, тоже один из ведущих чекистов того времени). Вместе они написали коллективный протест в ЦК, обвиняя главу ОГПУ Ягоду «в ориентации периферийных органов на создание «раздутых» дел». Поводом для письма стало именно дело «Весна».

Сам Шрейдер объясняет появление письма конфликтом между старыми чекистами-«дзержинцами» и новыми, «ягодинскими» кадрами. Ягода чувствовал неприязнь «старой гвардии», которая считала его более администратором, чем профессионалом-оперативником, да и по-человечески не любила. Потому Ягода возвышал «с мест» новых людей, давая им возможность отличиться на громких разоблачениях (та же «Весна» началась в Киеве). Наглая и откровенная «липа», по словам Шрейдера, вызывала негодование «дзержинцев».

Скандал разгорелся нешуточный. «Письмо чекистов» рассматривалось на заседании Политбюро. Подписавших его Сталин назвал «склочниками», сказал, что эти люди дезорганизуют работу органов. Их выгнали из ОГПУ и рассовали по второстепенным должностям вроде треста столовых и ресторанов. Но факт есть факт: «Весну» потихоньку свернули. Кого-то расстреляли, кому-то дали без лишнего шума сроки, часть арестованных выпустили и больше, по крайней мере, по этому делу никого не брали.

Между прочим, в гражданскую Ян Ольский был сослуживцем Шиловского, начальником особого отдела той самой 16-й армии. Что тоже дает простор для версий — если поверить словам Марины Евгеньевны про удивительное свойство генерала располагать к себе всех, с кем сводила судьба.

А Евгений Шиловский вскоре после развода напишет недавнему тестю Сергею Марковичу Нюренбергу: «Я бесконечно благодарен Люсе за то огромное счастье и радость жизни, которые она мне дала в свое время. Я сохраняю самые лучшие и светлые чувства к ней и к нашему общему прошлому. Мы расстаемся друзьями».

…Человек, который еще толком и не знает, вырвался ли он из петли, крупный военный (есть чем рисковать), пишет за границу (!) — кому? — отцу своей недавней жены, бросившей его — зачем? — просто сказать, что он не держит на нее зла за измену, что между ними все осталось хорошо, не волнуйтесь. Это к вопросу о благородстве.

Завершая тему. Елена Сергеевна с бывшим мужем постоянно виделась (общий сын), но Булгаков и Шиловский никогда больше не встречались. Правда, странная фраза есть в воспоминаниях Елены Сергеевны. Уже в 1940-м умирающий, измученный болезнью Булгаков попросил ее: «Ты можешь достать у Евгения револьвер?»

Санаторий «Узкое»

Перелистнули страницу. Комбриг Шиловский преподавал в Академии Генштаба, жил один, воспитывал сына. Летом 1935 года поехал в отпуск в подмосковный санаторий «Узкое». В обеденном зале его соседкой по столу оказалась милая молоденькая аспирантка Ленинградского радиевого института. Очень серьезная — занималась биохимией, ставила опыт, надышалась какой-то гадостью. Отец выхлопотал ей путевку подлечиться.

Девушку звали Марьяна, проще — Маша, а полностью Марианна Алексеевна Толстая. Ее отцом был Алексей Николаевич Толстой — тот самый.

Когда говорят, что Шиловский, расставшись с Еленой Сергеевной, женился на дочке Алексея Толстого, невольно возникает мысль о вхожести в литературные круги, отсюда, дескать, и… На самом деле, после своего горького развода комбриг чурался любой богемы, тоску глушил работой, весьма далекой от изящной словесности. Все вышло вот так — случайно. И, может, наоборот, окажись Марьяна какой-нибудь поэтессой или художницей, Шиловский бы от нее шарахнулся и ничего бы дальше не случилось.

Но она была человеком строгой науки, при этом одного с Шиловским воспитания, одного восприятия жизни, да и — чего там! — происхождения тоже. Умница Святослав Федоров не зря сказал как-то, что любовь есть подсознательный поиск человеком адекватной пары. И хотя Шиловский был старше Марьяны на двадцать один год, за плечами имел нерадостный опыт первого брака, хотя жила она в Ленинграде, а он в Москве, начался их полуторалетний роман и решение не расставаться.

Как определились в отношениях тесть и зять (между ними было всего шесть лет разницы)? Да выпили по-мужски и определились. Толстой в то время сам переживал тяжелый разрыв с Натальей Крандиевской, сам только-только снова женился между прочим — на недавней дочкиной подружке… И вообще в дела детей Толстой вмешивался в самых крайних случаях.

Потом Толстой с Шиловским вообще крепко подружились, виделись практически еженедельно — благо Толстой переехал в Москву и жил на Спиридоновке. До Большого Ржевского, где жили Шиловские, — метров двести.

Рощин

- Да, отец был прототипом Рощина! — Марину Евгеньевну тут не сбить.

В принципе, родственники писателей всегда убеждены, что прототипы героев великих романов (особенно если речь идет о семейных хрониках) — кто-то из окружения автора. Татьяна Сухотина считала, что с нее писалась Наташа Ростова, в Ясной Поляне все знали, что Николенька Ростов — дед Льва Николаевича. Говорят, что Скарлетт О'Хара — бабушка Маргарет Митчелл.

Все так и не так. В том же «Хождении по мукам», например, есть эпизод с анархистом Бройницким. Его рассказал Алексею Толстому Валентин Трифонов, отец известного писателя (Ю. Трифонов пишет про это в «Отблеске костра»). Но мы-то наблюдаем сцену не глазами железного большевика Трифонова, а глазами того же Рощина, психологически совсем другого человека! Или знаменитая сцена встречи Рощина и Телегина на вокзале: Телегин в белогвардейской форме в белом тылу оказывается на одной скамейке с Рощиным, тот в растерянности — как быть? выдать? смолчать? — но ни слова, только в сердцах: «Прекратите трясти ногой!» (Телегин, задумавшись, покачивает сапогом). Это чуть-чуть расцвеченная история встречи Евгения Шиловского и его брата Михаила, воевавшего, как говорилось выше, у белых. Сейчас не уточнить — то ли Евгений оказался в тылу противника, то ли Михаил вел разведку у красных, только они пересеклись на какой-то заброшенной станции. Длилось все мгновение — встретились глазами, каждый моментально догадался, в чем дело, и оба отвели взгляды. С тех пор так в жизни и не увиделись.

Каждый день Алексей Толстой наблюдал типаж, который ему был нужен, — кадровый русский офицер, в дни великой смуты примкнувший к большевикам. А уж в какие обстоятельства его поместить, как привязать к прихотливому сюжету — это дело его, Толстого, таланта.

Рощинская судьба угадывается и за рамками романа: он уже твердо у красных, будет служить в РККА и дальше. Правда, в жизни впереди был 1937 год.

Дом на Ржевском

Сегодня он весь увешан мемориальными досками. «Дом военных», историко-архитектурный памятник. Это был заповедник. Даже в Доме на набережной публика селилась поразношерстнее. А тут 22 квартиры — и сплошь военная аристократия: комбриги, комкоры, командармы… Квартира № 1, где жили Шиловские, сначала предназначалась Уборевичам, но Шиловский тогда был еще женат на Елене Сергеевне, которой квартира очень глянулась, и Елена Сергеевна обволокла очаровательными улыбками, ущебетала, уломала милейшего Иеронима Петровича (а это она умела блистательно!) — и скомандовал командарм Уборевич тащить свои шкафы на третий этаж.

В 37-м их начали брать одного за другим — комбригов, комкоров, командармов… Шиловские спали не раздеваясь. У дверей стоял чемоданчик. Пыхтели моторы «воронков» в ночном дворе, за одно лето в доме полностью сменился состав жильцов. А Шиловского все не брали — и мучительное ожидание рокового стука в дверь медленным ядом отравляло каждую минуту жизни.

Но однажды зимой стук раздался. «Ну вот и все!» — комбриг поцеловал молодую жену и пошел к дверям. Швейцар Глеб Иванович приплясывал на пороге: «ЕвгеньСаныч, сил нет, мороз на дворе лютый, можно ли чаю горяченького?» Шиловский посмотрел на него в упор: «Маша, налей чаю!» Глеб Иванович убежал со стаканом. Через пятнадцать минут в дверь загрохотали снова. «А вот сейчас точно все, — сказал комбриг. — Они хотели убедиться, что я дома». И не спрашивая кто, рывком распахнул дверь. «Стаканчик ваш возвращаю!» — радостно сообщил швейцар.

Марианна Алексеевна вспоминала, что такого яростного, бесконечного, многоколенного мата из уст своего интеллигентного мужа она не слышала никогда в жизни. Это было что-то вроде истерического припадка.

Дома считают, что именно в то время генерал Шиловский, никогда ничем не болевший, бессменный чемпион Академии по лыжам, лихой кавалерист, бравший призы за вольтижировку, заимел лютую, несбиваемую гипертонию, загнавшую его в конце концов в гроб.

Стоит, однако, добавить, что, когда сын женился, Евгений Александрович, не колеблясь, поселил у себя невестку Дзидру — выгнанную отовсюду, бездомную дочь репрессированного дипломата.

Почему его не взяли?

Есть две версии. Одна — домашняя и, видимо, верная: зять Алексея Толстого. Вторая — сомнительная, но уж больно красивая, нельзя не привести.

На излете века тень генерала потревожил то ли прозорливец, то ли фальсификатор Виктор Суворов. Его идея: Шиловский был одним из создателей сталинского военно-стратегического плана «Гроза». Предполагался не просто упреждающий удар по Гитлеру. Стремительный захват румынских нефтяных месторождений в Плоешти 6 июля 1941 года с ходу блокировал обеспечение гитлеровских армий топливом — а дальше бросок советских дивизий на Европу…

Параллельный довод «за». Именно в 1937 году кафедру армейских операций Академии Генерального штаба РККА реорганизовали в кафедру оперативного искусства. На нее возлагалась разработка теории армейских и фронтовых операций, она стала ведущей, ее начальниками и преподавателями в предвоенный период были лучшие представители советской военной науки — Маландин, Кирпичников, Штромберг, Карбышев, Злобин… Шиловский — в том числе.

Существовал план «Гроза» на самом деле? Оппоненты Суворова выкладывают контрдоводы — фактических доказательств нет, а косвенные можно трактовать как угодно. И вообще, если бы СССР нанес удар первым, это обернулось бы крахом: сегодня известно, какие мощнейшие силы немцы сосредоточили на наших границах, гитлеровский контрудар был бы страшен, и вообще, начни войну Советский Союз, он выглядел бы агрессором, и, например, ни о каких союзниках, ни о каком американском ленд-лизе не могло б идти речи…

Но мы сейчас о другом. Кроме оппонентов, у Суворова есть и сторонники. И вот один из них, Кирилл Коликов, опубликовал как-то материал в «Огоньке»: расклад на тему «как было бы, если бы» план «Гроза» осуществился. Расписан весь ход событий: захват Европы, экономические, научные, политические, идеологические перемены, военный прорыв к американскому континенту… Генерал Шиловский по этой версии вместе с Жуковым и маршалом Шапошниковым — тройка основных разработчиков плана. После смерти Сталина он становится наместником Бразилии. Приглашает бывшего лейтенанта, а ныне молодого актера Владимира Басова сниматься в латиноамериканском сериале «Белая гвардия«…

Советский генерал Рощин, который по заданию Сталина обдумывает планы войны с Гитлером, — такое Алексей Толстой еще, может, и придумал бы. Но Рощин — красный диктатор Рио-де-Жанейро?…

Покинем поскорее зыбкую почву альтернативной истории!

Кувшин, помятый осколком

Война, что бы там ни было, началась 22 июня. Шиловский стал начальником кафедры оперативного искусства, исполнял обязанности начальника Академии. Постоянно прикомандировывался к Генштабу. Сын был на фронте, жена с дочкой в эвакуации. «Устраивать» близких Шиловский не умел, потому эвакуация Марине Евгеньевне запомнилась бесконечной мучительной дорогой и постоянным голодом и холодом. Через много лет, когда в конце перестройки в магазинах было шаром покати, она зашла в гастроном, увидела вдруг на прилавке банку с желтоватой массой — и сначала сама не сообразила, отчего рвотный позыв заставил выскочить на улицу. А это извлекли из неведомо каких стратегических госзапасов яичный порошок — такой же, каким мать в 41-м ее кормила два месяца подряд, поскольку больше из еды ничего не было. Еще запомнилось, как ждущие отправки на фронт отцовские коллеги — полковники и генералы — пытаются из камней и битого кирпича сложить подобие печурки в их насквозь промерзающей комнатке.

Шиловский слал из Москвы короткие письма: за меня не волнуйтесь, все хорошо. После битвы за Москву похвалился: гипертония наконец отпустила, сейчас всего лишь 180 на 120. О том, чем он занимался в войну, можно судить по фамилиям людей, с которыми тогда сдружился: Шапошников, Василевский, Захаров, Говоров…

Это, кстати, интересный вопрос: о ком Шиловский говорил хорошо, о ком плохо. Вернее, плохо он не говорил ни о ком, но само неназывание имени было критерием. Например, никак не вспоминался Жуков. Bидимо, «группы крови» были разные. Зато очень симпатизировал Рокоссовскому. Между прочим, искренне отмечал стратегический талант Сталина.

Вообще те, кто прослушивал генеральскую квартиру (такая возможность никогда не исключалась), наверняка оставались разочарованными. Ничего интересного. Трудоголик. С утра на службу (после войны вернулся в Академию), к 18.00 вернулся, ужин, обсудили домашние дела, потом Шиловский уходил в кабинет — и до 22.00 снова за работу, писать очередную книгу. В таком же ритме жила и жена (Марианна Алексеевна с годами стала доктором наук, заведовала кафедрой в МАТИ).

Е. Шиловский, 1951 год

Но, простите, ведь после войны накатили новые страсти — «копали» под Жукова, арестовывали генералов и адмиралов, «дело артиллеристов», «дело авиационников», борьба с космополитами, «дело врачей«… Что же Шиловский? Ничего: работа — дом — кабинет. Изо дня в день. Один только раз пережил шок — когда наглядно столкнулся с послевоенным генеральским мародерством. Арестовывали соседа, очень крупного военного, Шиловского пригласили понятым, он вернулся пораженный: открыли рояль — а там золото, драгоценности… С брезгливостью повторял: как же можно? Существует же офицерская честь!

Именно с этими годами связана еще одна семейная легенда. Документальных подтверждений у нее нет (да и быть не может). С другой стороны — на пустом месте подобные слухи тоже не возникают.

Итак, в рассказе внука генерала Сергея Сергеевича выглядит все так. В конце сороковых Шиловского вызвали «наверх». Ему предложили звание генерал-полковника и должность Главного военного прокурора Советской армии. А Шиловский отказался: старый, больной и вообще… «Я не смогу подписывать смертные приговоры!» — так он будто бы сказал.

Почему видится в этой легенде элемент достоверности? Если действительно предполагались после войны новые «большие процессы» (подтверждений тому масса), то личность прокурора имела особое значение. На скамье подсудимых могли оказаться крупные фигуры, в том числе и военные. Лучше, если обвинение против них выдвигает человек с безупречной репутацией, авторитетный в армейской среде, а лучше всего — «из бывших». И предложить начать новый карьерный виток могли с ситуаций вполне моральных: Евгений Александрович, помогите нам посадить мародеров, порочащих армию! Ведь и Вышинский до своего прокурорского звездного часа был и ректором МГУ, и (до революции) помощником присяжного поверенного — то есть ореол ученого-интеллектуала, человека «старой школы». И прежде чем взяться за «врагов народа», Андрей Януарьевич с блеском провел серию шумных процессов над вполне очевидными уголовниками. А учитывая, что с 1948 года был отставлен знаменитый Ульрих…

Но — не состоялось. Вся послевоенная жизнь генерала Шиловского связана с Академией, с кафедрой стратегии.

Все он, видимо, давно понимал — и про страну, и про время, и про жизнь. Но знал также, что с колеи не свернуть, и если повезло ему ехать не в самом жестком вагоне — это надо ценить как подарок судьбы и честно делать свое дело. У него была семья, было доброе имя и уважение тех, кого в свою очередь уважал он. Что еще нужно? Веди себя достойно — а там будь, что будет. Ушел в свое дело, в свою науку. Тоже, можно сказать, внутренняя эмиграция.

Кто-то хмыкнет: Рощин, Рощин… Продался когда-то большевикам, вот и доживал, прячась в панцирь. Знаете, не нам судить. Шкуро или Краснов большевикам не продавались, а кончили службой у Гитлера. Шиловский же, между прочим, свою страну от немцев защищал.

Для полноты портрета добавим, что маленькой дочке Евгений Александрович Шиловский каждый вечер перед сном рассказывал новую сказку. Что с друзьями был весел, с прочими — доброжелательно-корректен, а явных недругов вроде и не имел. Что отличался хлебосольством и к организации застолья подходил по-военному серьезно: лично делал наливки, лично ходил в Елисеевский выбирать закуски. И в очереди, между прочим, стоял, как все, весело отмахиваясь, когда кто-то предлагал пожилому генералу пройти вперед. Что французский знал, как родной, немецкий — свободно.

…Сам он с войны привез лишь помятый осколком металлический кувшин. Подобрал в 45-м в берлинских развалинах. Материальной ценности никакой, просто память.

Этот кувшин и сейчас стоит в комнате Марины Евгеньевны. Одно из немногих материальных напоминаний (письма и фотографии не в счет). Потому что после того, как 27 мая 1952 года генерал-лейтенант Евгений Александрович Шиловский умер от инсульта в служебном кабинете, другие серьезные признаки жизненного статуса начали постепенно исчезать из обихода. Дачу и машину вдова просто передала в ХОЗУ Академии, про компенсацию ей сказали: «Не положено». Ходить же куда-то и клянчить в семье посчитали недостойным — мы как-никак Шиловские. Квартиру со временем поменяли. А там — день за днем, год за годом, оглянуться не успели — уже совсем другая жизнь на дворе…

Сергей Нехамкин

ПРОЕКТ
осуществляется
при поддержке

Окружной ресурсный центр информационных технологий (ОРЦИТ) СЗОУО г. Москвы Академия повышения квалификации и профессиональной переподготовки работников образования (АПКиППРО) АСКОН - разработчик САПР КОМПАС-3D. Группа компаний. Коломенский государственный педагогический институт (КГПИ) Информационные технологии в образовании. Международная конференция-выставка Издательский дом "СОЛОН-Пресс" Отраслевой фонд алгоритмов и программ ФГНУ "Государственный координационный центр информационных технологий" Еженедельник Издательского дома "1 сентября"  "Информатика" Московский  институт открытого образования (МИОО) Московский городской педагогический университет (МГПУ)
ГЛАВНАЯ
Участие вовсех направлениях олимпиады бесплатное

Номинант Примии Рунета 2007

Всероссийский Интернет-педсовет - 2005