Когда приходят пророки?

Весною пятого года Хиджры пророк Мухаммед впервые ощутил себя победителем милостью Божьей: аль-мансур Билляхи. Огромное войско язычников, явившись из Мекки в Медину, ушло домой несолоно хлебавши. Боев не было; лишь отдельные удальцы пробовали свои силы в поединках. Все решила простая хитрость, предложенная недавним рабом — персом Сальманом аль-Фариси, которого пророк выкупил и приблизил к себе. Новообращенный инородец посоветовал прикрыть Медину с севера глубоким рвом. Его не преодолеют конники доблестного Халида ибн аль-Валида. А без конницы осторожные курайшиты не решатся атаковать в лоб нерушимый ряд бойцов пророка.

Так и произошло; но главное — то, что необходимый для победы ров удалось быстро выкопать общими усилиями правоверных! Сам пророк и виднейшие мусульмане: Абу-Бекр, Омар, Заид, Али — первые вышли с лопатами; ни один честный житель Медины не уклонился от непривычного и грязного труда! И вот — Аллах наградил терпеливых и богобоязливых, а изменников жестоко покарал. Последнее арабское племя в Медине, исповедовавшее иудаизм — Бану Курайз, — было готово помочь мекканцам одолеть пророка. Но Мухаммед вовремя узнал о переговорах изменников с хитрым Абу-Суфьяном и нарушил их, посеяв у каждой стороны недоверие к партнеру.

После ухода мекканцев пришел час расплаты. Курайза были осаждены в своем квартале и сдались на милость победителя — благо, им считался не Мухаммед, а Саад ибн Муад — законный опекун иноверного племени, ответственный за все его проступки. Но изменники не учли одну малость: раненный в бою Саад умирал от гангрены и не хотел щадить виновников своей беды. Все 600 мужчин племени Курайза были казнены на городской площади; их жен и детей правоверные продали — вернее, обменяли у соседних бедуинов на оружие, верблюдов и коней. Дома изменников розданы беднейшим мухаджирам — тем сподвижникам пророка, которые пришли с ним из Мекки, но за пять лет не сумели обзавестись своим жильем в Медине. Наконец-то бывший Ятриб заслужил новое имя: Мединат-ан-Наби, Город Пророка! А правители Мекки убедились на опыте: пророк Аллаха непобедим и нужно с ним мириться, пока он предлагает сносные условия!

Да, не зря Мухаммед потратил полтора года, истекшие после несчастной битвы при Оходе, на городское законодательство. Труднее всего далось самое простое: гарантия собственности всех мусульман — местных ансаров и пришлых мухаджиров. Теперь распри между ними утихли — а прежде партия «лицемеров» была готова выгнать из Медины слишком инициативного чужака-пророка. Но Мухаммед продуманно делил добычу среди участников своих набегов на мекканские караваны и тех единоверцев, которые оставались дома. Быть мусульманином выгодно, оставаться язычником опасно — вот главный урок, усвоенный в Медине за истекшие пять лет. Какой же срок понадобится для усвоения этой истины всеми жителями Аравии и окрестных земель? А пророку уже под 60 лет…

Пора разослать всем известным правителям приглашение: примите ислам добровольно, иначе Аллах накажет вас руками правоверных! Быть может, этот призыв подействует на христианского царя Эфиопии: он давно предоставил убежище беглым мусульманам и, наверное, кое-чему у них научился. Труднее убедить кесаря греков Ираклия и персидского шаха Хосрова. Но они сейчас вцепились в горло один другому и слабеют с каждым годом войны; авось, со временем они раскаются в своем нечестии и примут волю Аллаха!

Но самое важное дело — взять под контроль Мекку без лишнего кровопролития, так же, как удалось подчинить Медину. Ибо Мекка — богатейший и святейший город Аравии: там высится Кааба, в стену которой вделан Черный Камень, сброшенный Аллахом с неба в незапамятные времена. Оттого правоверные пять раз в день обращают свои лица к Мекке, становясь на молитву. Надо убедить всех мекканцев, что Мухаммед чтит святость Каабы. Доказать это можно массовым паломничеством правоверных из Медины в Мекку. Сам пророк возглавит это шествие дисциплинированных, вооруженных мусульман, но не будет пробивать путь в Город силой оружия. Нужен мирный договор с разумными язычниками — такими, как хладнокровный властитель Абу-Суфьян, хитрый дипломат Амр ибн аль-Ас и бесстрашный воин Халид.

И конечно, никакой мести отступникам быть не должно! Слабый человек Мухаммед мог ненавидеть своих обидчиков; сильный пророк обязан миловать тех, кто не способен его обидеть! Более того: подчинив себе Мекку, Мухаммед наградит всех, кто примет ислам добровольно, и чем раньше его примут, тем больше будет награда. Правоверные в Медине набрали большую добычу, грабя торговые караваны и побеждая упрямых бедуинов в каждом бою. Пятая часть добычи остается в распоряжении пророка, и он умело ею пользуется.

Конечно, большая часть обращенных мекканцев будут «лицемерами»: пусть так! Но их дети вырастут честными мусульманами, если смолоду привыкнут участвовать в войне против неверных. Для того и война ведется, чтобы каждый новообращенный мог либо погибнуть с честью (и сразу попасть в рай), либо разбогатеть и обрести преданность Аллаху. Мухаммед запустил этот процесс; по воле Божьей, он продолжится усилиями правоверных и не утихнет, пока не охватит весь населенный мир…

Что еще нужно успеть на Земле последнему пророку Аллаха? Наладить преемство святости и власти среди правоверных! Увы, этот процесс не пойдет сам собою, в отличие от джихада. Как жаль, что Аллах не даровал Мухаммеду сына! Но у него много соратников, способных на великие дела. Вот умный и тактичный Абу-Бекр (увы, он тоже стар!); бесстрашный воин Али (увы, он беспечен и бестактен!); строгий законник Омар (увы, он суров и не гибок в решениях!); добродушный и знатный Осман (увы, он нерешителен!) Наконец, храбрый и изобретательный Заид, усыновленный пророком; но мекканцы считают его безродным выскочкой. Хорошо бы наладить их совместное правление, но это под силу только Аллаху! Надо положиться на его волю…

Примерно так рассуждал самый удачливый деятель VII века — творец новой мировой религии и основатель небывалой теократической державы, на три столетия объединившей две ойкумены: Средиземноморье и Восток, Римский мир и Иранский мир. Конечно, Мухаммед не предвидел многого: ни того, что покорение Греческой империи займет у правоверных восемь веков, ни фантастической чехарды правителей в Исламской державе. Из пяти ближайших соратников пророка четверо побывали в роли халифа, но четверо погибли насильственной смертью, из них двое — от рук единоверцев. А пятым повелителем правоверных стал равнодушный к религии Муавия — сын Абу-Суфьяна, заклятого врага Мухаммеда…

Если бы некий провидец предсказал Мухаммеду все эти чудеса — пророк, вероятно, удивился бы, но не очень сильно. Ведь революционный процесс почти не поддается прогнозу, а управлению он поддается лишь на очень коротких отрезках времени, гораздо короче человеческой жизни. Всякий мастер революции быстро усваивает эту истину и не обижается на Судьбу, а покорно принимает ее чудеса. Не случайно Мухаммед назвал свою религию «Ислам», то есть Покорность высшим силам природы, непостижимым для человеческого разума. Поверить, что эти силы постижимы и подвластны хотя бы сверхчеловеческому разуму Бога,— это уже есть подвиг мысли, посильный далеко не каждому человеку. Впрочем, большинство людей не задумываются о таких вещах, даже став свидетелем явных чудес и лично участвуя в их воплощении…

Так в Аравии в 620-е годы началась разрядка некоего социального «лазера», который в грядущие десятилетия породит теократическую империю, а в последующие века — еще одну цивилизацию Земли. Но как происходит «накачка» подобных лазеров? Чтобы понять это, нужно вглядеться в политику двух великих держав: Сасанидского Ирана и Греческого Рима, которые с начала VII века погрязли во взаимном уничтожении — на радость будущим мусульманам. Дуэль Рима с Ираном тянется много веков — с тех пор, как великий «бизнесмен» Красс пытался покорить Парфию, но оставил свою голову и еще семь легионов близ руин древней Ниневии. В 627 году назревает новая битва — на сей раз между базилевсом Ираклием и шах-ан-шахом Хосровом Парвизом.

Интересно, что оба героя называют своим благодетелем одного человека: базилевса Маврикия, правившего в Константинополе на рубеже VI-VII веков. В 590 году он дал приют персидскому принцу, которого не пустил на отчий трон воевода Бахрам Чубина — победитель грозных тюрок и любимец армии Ирана. Этому персидскому богатырю Маврикий противопоставил армянского героя Нарзеса. В трудной войне Бахрам был побежден и погиб; царевич Хосров взошел на трон и тут же заключил с Маврикием почетный мир, отдав ромеям Армению. В той войне отличился еще один армянин — Ираклий, которого назначил потом экзархом Карфагена. Там у старшего Ираклия родился сын — младший Ираклий.

Пока на Босфоре правил Маврикий, между Римом и Ираном продолжался мир. Многому научившийся у ромеев, Хосров II проявлял широкую веротерпимость к христианам, особенно к еретикам, бежавшим из православной Византии в его владения. Но царь царей подвергался сильному давлению своей военной знати: его называли ромейским ставленником, в подметки не годящимся великому деду и тезке — Хосрову Ануширвану, неизменно побеждавшему ромеев. И когда базилевс Маврикий был убит заговорщиками, царь Хосров объявил себя мстителем за благодетеля, врагом нового базилевса Фоки. Вскоре этот грубиян Фока сделал царю царей нечаянный, но щедрый подарок: казнил полководца Нарзеса, наводившего страх на персов, но слишком верного памяти Маврикия.

Тогда Хосров II объявил войну ромейскому узурпатору — и вскоре заслужил славное прозвище Парвиз (Победитель). Его полководцы — Шахин и Шахрвараз — быстро отвоевали у ромеев Армению, вторглись в Малую Азию и Сирию, захватили Эдессу и Кесарию. Местные иудеи и еретики — монофизиты радушно встречали персов как избавителей от бремени имперских налогов и религиозной дискриминации. Византия постепенно теряла свой еретический Восток. Между тем на Западе хозяйничали авары: захватив Паннонию в середине V века, эти кочевники наводили ужас на Балканах, не раз подступали к Константинополю, но не могли взять эту сильнейшую крепость с отличной гаванью и многочисленным, самоуверенным населением. Хосров II завязал с аварами переговоры о союзе против ромеев: у персов появился реальный шанс покончить с Греческим Римом…

Тяжкую роль спасителей империи взяли на себя два человека: экзарх Африки Ираклий и новый патриарх Сергий. Старший Ираклий послал против Фоки флот во главе со своим сыном — младшим Ираклием; Сергий обеспечил добрую встречу мятежников в Дарданеллах и помощь «зеленой» партии прасинов при захвате Константинополя. Жестокий и пьяный Фока был покинут солдатами и схвачен мятежниками. Перед смертью на упрек победителя: «Так-то ты правил империей!» — самозванец ответил с сержантской прямотой: «Попробуй лучше!» И вот Ираклий пробует — уже 16 лет…

Казна хронически пуста, армия деморализована, столичные жители в ярости от набегов авар. Не вернуться ли Ираклию в родной Карфаген, оставив Восток на произвол Судьбы? Эти мысли не раз посещали голову базилевса и полководца. Только душевная стойкость патриарха Сергия и всех православных церковников служит ему поддержкой. После десяти лет неудач — потеряв Сирию, Палестину, Египет — Ираклий угадал наконец стратегию будущего контрудара. Слава Богу: Константинополь неприступен! Патриарх во главе своей паствы готов защищать столицу хоть пять лет подряд — даже если персы и авары подступят к городу одновременно, с востока и с запада. Ведь ни те, ни другие не имеют боевого флота!

Тем временем император во главе лучших войск переправился из столицы в глубокий тыл наступающих персов — в Колхиду, а оттуда перешел в Закавказье — Армению и Мидию. Здесь многие помнят род Ираклия и не любят захватчиков-персов. А главное — здесь, рядом, к северу от Дербента, проходит граница Тюркского каганата! Ираклию удалось наладить боевой союз с конными варварами. Они давно враждуют с Ираном и жаждут продавать Византии китайский шелк, который караваны исправно везут с Дальнего Востока через Великую Степь, подвластную тюркам. Для персов эта торговля — нож острый, ибо она дает ромеям средства для любой войны. Разве трудно соблазнить любого вождя европейских варваров, подарив ему шелковый халат?

Так Ираклий оказался во главе конной армии в тылу у персов — и воюет здесь уже четвертый год с нарастающим успехом. Правда, осада Тбилиси не удалась союзникам; но упорные грузины неосторожно оскорбили хана тюрок, сделав из тыквы карикатуру на его лицо. Таких шуток степняки не прощают: теперь Тбилиси будет взят и без участия Ираклия. Между тем очередная блокада Константинополя персами и аварами сорвалась; царь Хосров отзывает войско Шахрвараза на восток, чтобы покончить с базилевсом ромеев в Закавказье. Этого ждать нельзя: пора нанести молниеносный удар в сердце Ирана, где мало хороших войск!

Обретя в Закавказье прочный тыл, конная армия ромеев и тюрок устремилась из Мидии Атропатены на юг — к верховьям Евфрата, где еще заметны руины Ниневии и где некогда пал самонадеянный Красс. Он погиб, потому что не имел прочного тыла и хорошей конницы. У Ираклия есть то и другое: он движется быстрее персов прямо к их столице, вынуждая неповоротливое войско Рахзада преследовать себя. Почти так же преследовал Александра Македонского царь Дарий III на пути к Иссе, где он был разгромлен 960 лет назад!

В декабре 627 года Ираклий нанесет персам столь же скрушительное поражение у Ниневии — и могущество Сасанидов в Иране рухнет в одночасье, как рухнуло могущество Ахеменидов под ударом македонцев. Возмущенная персидская знать тут же свергнет и убьет невезучего Хосро-

ва II; на трон возведут ничтожного Кавада II, а реальным владыкой страны станет воевода Шахрвараз. У него сразу появится уйма соперников — как появились они у победоносного Бахрама Чубина. Но теперь не найдется сторонней силы, готовой возвести на трон Ирана очередного компромиссного царя. Последний царь-Сасанид малолетний Иездигерд III прячется где-то в гареме обреченного Хосрова, не мечтая о царском венце, который со временем раздавит его некрепкую голову…

Но почему победоносный Ираклий не возмечтал повторить карьеру Александра Македонского после своей победы над Хосровом? Вероятно, потому, что хорошо знал силу и слабости своей армии. Лучшую ее часть составляют тюрки, а им ни к чему заменять ослабевший Иран могучей Византией! Воины-ромеи готовы защищать отечество до последней стрелы в колчане; но идти на край света, оставив позади родину и семьи, они не намерены. Если бы не 20 лет войны, одинаково изнурившей персов и ромеев! Но это — пустые сожаления. Создать армию, подобную македонской, удается не в каждой стране и не в каждый век; и нельзя предугадать, кому и где это удастся в следующий раз.

В 627 году зародыш такой армии уже присутствует в Медине — в лице трехтысячного ополчения мусульман, отразившего натиск курайшитов из Мекки. Но только сам Мухаммед верит в неисчерпаемую силу создаваемого им народа-войска. Если бы кто-то предсказал воеводе мекканцев Халиду, что через два года он примет ислам, перейдя на сторону победителя, он, пожалуй, допустил бы такую возможность. Услышав, что через восемь лет он во главе мусульман покорит Дамаск, Халид наверняка усомнился бы. А что его друг Амар отвоюет у ромеев Египет и возведет тихого хитреца Муавию на трон великой исламской державы — этому домыслу Халид ни за что не поверил бы. А как отнесся бы к таким предсказаниям Ираклий?

За битого — двух небитых дают; Ираклий был бит много раз, прежде чем научился побеждать персов своими и чужими силами. Единожды пережив триумфальное шествие персов по восточным владениям Византии, он, конечно, допускал возможность повторения таких «чудес» в разоренной стране. И потому старался (вместе с патриархом Сергием) возродить духовное единство ромеев перед лицом восточных иноверцев. Но как это сделать, никого не обижая?

Если предоставить свободу вероисповедания восточным еретикам (монофизитам и несторианам), то православное духовенство проклянет базилевса-отступника. Если позволить православным епископам перевоспитывать еретиков, как они это делают (давно и безуспешно), то Сирия и Египет опять без сопротивления отдадутся очередному захватчику. Какова золотая середина между этими крайностями?

Через десять лет после победы над Ираном Сергию и Ираклию покажется, что они нашли такую середину в форме «монофелии» — учения о единой воле Христа, примиряющей обе его конфликтующие сущности. Эту новую модель (точнее — новую ересь) правители Константинополя предложат всем своим подданным в качестве государственной идеологии. Сама схема не плоха — не хуже привычного православия или монофизии. Но государство, предлагающее эту схему, большинство подданных считает грабительским!

Оттого монофелия не сплотила разномыслящих ромеев в прочный консорций — сборище людей одной судьбы. Если бы ненасильственная проповедь монофелии (как общего «запасного варианта» для православных и еретиков) продлилась в течение хотя бы одного поколения, она имела бы шанс закрепиться в народной культуре ромеев. Но Сергий умер в год объявления монофелии, а Ираклий — тремя годами позже. Все это происходило на фоне триумфального шествия небольших исламских армий по истощенным войной землям Византии. Вскоре все те, кому была адресована монофелия, превратились из подданных Империи в подданных Халифата, и последняя реформа Ираклия перестала быть актуальной…

Сергей Смирнов