Методические материалы, статьи

Двуглавый орел

Нынешняя тяжелая экономическая ситуация складывалась в России последние три столетия. Хотя в XVIII — XX веках наша страна и стала великой державой, занимавшей вторую строчку в мировой хозяйственной иерархии, ее экономическое развитие никогда не было естественным и самоподдерживающимся: оно порождалось прежде всего политической волей власти, и периоды роста сменялись десятилетиями стагнации.

За эпохой Петра I последовало бесцветное правление временщиков, за эпохой Екатерины II — отставание, ставшее особенно очевидным после поражения в Крымской войне; за попыткой использовать рыночные механизмы в конце XIX — начале ХХ столетий — череда войн и революционных потрясений; за индустриализацией 30 — 60-х годов — долгий период затухающего экстенсивного роста без признаков технологического прогресса. Чем объяснить эту «возвратно-поступательную» динамику экономического развития нашей «убогой и обильной», «могучей и бессильной» России?

Истоки этой особенности мы находим еще в петровской эпохе. В начале XVIII века, восприняв европейский опыт развития и обеспечив беспрецедентную мобилизацию ресурсов, российское самодержавие добилось столь впечатляющих результатов, что на два столетия оказалось в плену весьма сомнительных стереотипов управления страной. С тех пор страна оставалась верной стратегии догоняющего развития, которая породила социальную апатию и тотальный отказ от поиска и использования механизмов естественного хозяйственного прогресса, а это в конечном счете и обусловило современный кризис российской экономики.

Конец игры

«Догоняющее развитие» было в последние 200 лет стратегией разных стран практически во всех регионах планеты. Наиболее впечатляющие примеры: индустриализация Советского Союза в 30 — 60-е годы, хозяйственная модернизация нацистской Германии в 30-е и начале 40-х годов, быстрое экономическое развитие Японии в 60 — 80-е годы, а также опыт новых индустриальных стран Юго-Восточной Азии. Особенности этой стратегии сводятся к трем основным пунктам.

1. Резкое увеличение инвестиций за счет текущего потребления. Во всех таких странах доля личного потребления в валовом национальном продукте оказывалась намного ниже, чем в последовательно рыночных экономиках, а доля инвестиций намного выше. Так, в конце 80-х годов в СССР доля совокупных денежных доходов населения в валовом национальном продукте достигала 58 процентов против 85 в США, а доля накопления в быстро развивавшихся странах Юго-Восточной Азии составляла 35-37 процентов против 14-17 в США. Если в развитых странах среднечасовая заработная плата промышленного рабочего в середине 90-х годов достигала 18-30 долларов, то в Корее и Сингапуре она не превышала 6-7, в Малайзии — 1,5 доллара, а в России — 80 центов. Подобное сверхнакопление может достигаться как жестким регулированием (в нацистской Германии и сталинском СССР), так и более мягкими методами (в странах Азии). Однако в любом случае оно не может продолжаться как угодно долго, поскольку в обществе неизбежно накапливается своего рода усталость.

2. Невозможно стремительно модернизировать сразу все секторы экономики. Приоритетными оказывались военный комплекс (в Германии), тяжелая промышленность (в СССР), автомобилестроение и электроника (в Японии и Юго-Восточной Азии). Другие секторы экономики оставались неконкурентоспособны, а рынок перенасыщался продукцией ведущей отрасли. Далее либо искусственно создавался внутренний спрос (как в СССР на нужды обороны), либо товары массированно вывозились за рубеж. В условиях обычных спросовых ограничений такие экономики практически нежизнеспособны.

3. Постоянно заимствовались технологии и привлекался иностранный капитал. В этом нет ничего плохого, однако таким образом перегнать никого невозможно. Известно, что все советские автозаводы копировали западные производственные технологии, что Япония в 80 — 90-е годы импортировала технологии на суммы, в 7-8 раз большие, чем продавала за рубеж, что практически все южнокорейские компьютеры в 80-е годы были собраны по западным лицензиям и снабжены импортированным программным обеспечением. В СССР внешнее инвестирование заменяли доходы от экспорта сырья, а в Юго-Восточной Азии темпы роста ВНП всегда оставались ниже темпов роста внешних инвестиций.

До 70-х годов прецеденты догоняющего развития были относительно успешными. Но поднимаясь до вершин индустриального прогресса, такие страны (примеры СССР и Японии доказывают это) не способны войти в круг постиндустриальных держав. Это определяет пределы современных попыток ускоренной модернизации.

Основной ресурс постиндустриальных экономик — информация и знания, то есть творчество отдельных людей, не подверженное мобилизации. Усилия тысячи низкоквалифицированных программистов не дадут нового программного продукта, который может быть создан одним талантливым разработчиком, в отличие от труда тысячи лесорубов, который окажется заведомо более продуктивным, чем труд десяти или ста из них. Мотивы творчества качественно отличаются от стимулов к труду; в массовом масштабе они возникают, только когда общество достигло высокого уровня благосостояния, иначе преобладают сугубо экономические цели. Привычно сдерживать потребление и активизировать накопления — значит блокировать возможности перехода к постиндустриальному обществу.

Производство наукоемкой продукции и новых технологий не поглощает значительных материальных ресурсов, и интеллектуальные усилия, в отличие от физических, не сокращают деятельный потенциал человека, а лишь совершенствуют его. Информационное потребление не сдерживает экономический рост, а ускоряет его.

Снижение нормы накопления становится в постиндустриальном обществе движителем прогресса, в то время как в индустриальном ему препятствует.

Тиражирование информационных продуктов не требует и малой доли средств, затраченных на их изначальное производство.

Постиндустриальные страны создают неограниченное сегодня богатство, развивая при этом потенциал своих граждан, тогда как индустриальные, истощая собственные природные и людские ресурсы, производят товары, потребность в которых постоянно снижается.

По крайней мере всю вторую половину ХХ века СССР и Россия шли по самому неэффективному в этом смысле пути, на котором пределы догоняющего развития сужались гипертрофированной ролью государства в экономике и вопиющим пренебрежением к личности. Были растрачены гигантские ресурсы (только на военные нужды в 1960 — 1987 годы ушло более 4,6 триллиона долларов, а прямые дотации аграрному сектору в конце 80-х годов оценивались в 128 миллиардов долларов в год). Большинство отраслей экономики оказались неэффективны (на производство 1 доллара внутреннего национального продукта СССР тратил в 1988 году в 16-18 раз больше энергоносителей, чем Япония или Швейцария), а технологический сектор к настоящему времени не подает признаков жизни (доля расходов на НИОКР составляет сегодня 0,32 процента валового внутреннего продукта, численность научных кадров, работающих по специальности, находится на уровне первых послевоенных лет, а доля высокотехнологичной продукции в экспорте составляет 3 процента против 44 в США).

По основным показателям экономического и социального развития Российская Федерация сегодня занимает место между Перу и Намибией. Она живет за счет экспорта сырья. Производительность в промышлен-ности не достигает и пятой доли американской, а в сельском хозяйстве остается на уровне 1,2 процента от показателя Нидерландов. Неквалифицированных работников, составляющих в США не более четырех процентов рабочей силы, у нас более четверти всех занятых.

Нынешний экономический рост (7,7 процента в 2000 году) обусловлен не структурными преобразованиями экономики, а резким повышением конкурентоспособности наших товаров и услуг в результате девальвации рубля в 1998-1999 годах и стремительным ростом цен на энергоносители; этот рост остается экстенсивным и затрагивает лишь небольшой ряд отраслей. Государство, чья экономическая роль была почти полностью утрачена в 1992 — 1997 годы, пытается вернуть ее себе; все чаще говорят о государственных программах развития чего-нибудь. Конечно, лучше делать хоть что-нибудь, чем ничего, но если сохранились иллюзии, будто качественный прорыв можно обеспечить за счет перераспределения средств от экспорта, направляя их «на приоритетные отрасли», это ошибка.

Соперничество или сотрудничество?

Россия в ее нынешнем состоянии не может быть равным партнером постиндустриальных государств и требовать каких-то особых или даже просто выгодных условий сотрудничества — это наконец поняли и российские политики. Болезненное ощущение распада империи и утраты прежней геополитической роли сделали популярной идею развития по особому пути.

На протяжении долгих столетий Россия воспринимала самое себя как великую державу, наделенную важной исторической ролью. Ныне она не может претендовать на лидирующую в мире роль; в авангарде экономического и социального прогресса прочно обосновались США и страны Западной Европы. Поэтому выбор должен быть сделан между двумя вариантами: или Россия продолжает считать себя великой державой, способной самостоятельно влиять на развернувшиеся в мире социально-экономические процессы, и тогда ей следует заявить, что она не признает прогрессивным общее направление мирового развития, предложить свое видение прогресса, или же она должна присоединиться к ведущим странам Запада, но при этом потерять даже иллюзию великодержавности. Третьего не дано.

Речь идет о долговременной внутренней и внешней политике. Сторонники возрождения былой мощи России вне альянса с западным миром должны отдавать себе (и обществу!) отчет в том, что в этом случае страна будет направлена по пути явной демодернизации.

В последние годы много говорят о том, что Россия является не только европейской, но и азиатской державой, что сознание и менталитет россиян больше тяготеют к восточным, нежели к западным ценностям. Для таких суждений есть, несомненно, веские основания. Однако цель реформ должна заключаться не столько в приспособлении к сложившимся (на Западе, на Востоке ли) ценностям, сколько в их трансформации ради прогресса страны. Вряд ли то состояние, в котором находятся новые индустриальные страны Азии, может вдохновить поборников «азиатского» пути развития.

Азиатские страны за последние тридцать лет достигли весьма многого. Они заняли достойное место в мировой экономической табели о рангах. Но за счет чего? Прежде всего, за счет жесткого государственного регулирования неэффективной экономики, четкой ориентации на потребности западных рынков и безудержного привлечения гигантских кредитов. Если в США лишь 6,6 процента ВНП производится в отраслях, регулируемых государством, то в Японии — больше половины. В Южной Корее масштабы монополизации превосходят советские конца 80-х годов. Большинство крупнейших фирм там, как и в других азиатских странах, предельно неэффективны, но они поддерживаются государством. Основа их относительного благополучия — рынки США и европейских стран. При этом государства региона все глубже увязают в непомерных долгах; Япония уже превратилась из крупнейшего экспортера капитала в крупнейшего нетто-должника.

Такого ли будущего мы хотим для пореформенной России? Чего ищем мы в союзе с Китаем, где ВВП на душу населения ниже американского в пятнадцать раз? Инвестиций? Технологий? Военного сотрудничества? Китай, безусловно, становится на наших глазах мощной экономической державой, но эта мощь, не надо себя обманывать, растет лишь до тех пор, пока растет спрос на китайские товары в США и Европе и пока низкий уровень жизни китайцев дает им возможность поставлять на мировые рынки товары, дешевизна которых позволяет порой закрывать глаза на их качество.

Какие азиатские ценности хотим мы привить в российском обществе? Слепое подчинение правительству и сдерживание коммерческой инициативы, приведшие Японию в состояние затяжного кризиса? Семейственность и местничество, процветающие в Индонезии? Пренебрежение современными стандартами образования, столь выраженное в Южной Корее и Малайзии? Традиции коррупции, так роднящие Россию с Филиппинами и Вьетнамом?

Мы полагаем, что сторонники антизападного альянса с государствами Азии не вполне понимают, сколь несамостоятельны эти страны, сколь зависимы они от Запада. Стремление создать широкую оппозицию западному миру по большому счету просто нереализуемо.

Сегодня надо со всей определенностью поставить вопрос не столько об ориентации на Восток или на Запад, сколько об определении основного союзника в рамках атлантического мира. Разумеется, при этом не может быть и речи о попытках расколоть западный альянс; необходимо вместе с тем четко осознать, насколько сотрудничество с ЕС экономически, политически и культурно более выгодно России, нежели блокирование с Соединенными Штатами, не только равным, но даже значимым партнером которых мы никогда не станем. С американскими политиками российских лидеров de facto объединяет только одно — риторические заявления о роли собственных стран; однако если США сегодня имеют для них существенные основания, то в России такие основания отсутствуют.

Русский путь в Европу

Несколько упрощая, можно говорить о трех типах социальных систем на планете: западной либеральной традиции, исламского мира и азиатской модели социальных иерархий. Интересно, что даже наиболее склонная к экспансии западная социальная система имела в мире весьма ограниченный успех. В полной мере она утвердилась за пределами Европы только там, где выходцы из Старого Света составили в конечном счете подавляющее большинство населения, — в США, Канаде, Австралии и Новой Зеландии. Третий мир осваивает западные институты в значительной мере формально, и это не затрагивает устоев жизни населения. Распространение исламской культуры или азиатской социальной модели также не было в этот период слишком активным. Очевидно, смена социально-культурных парадигм — процесс медленный и постепенный, несмотря на лавинообразное развитие системы коммуникаций, обмена информацией и даже информационную революцию последних десятилетий. Культурная идентичность России формировалась веками, и неразумно полагать, что она может быть изменена за десятилетия. Опасения, что пропаганда и усвоение европейских индивидуалистических ценностей грозит ей разрушением, крайне преувеличены.

Вместе с тем непростой путь исторического развития нашей страны имел одну весьма примечательную особенность: большинство успехов России в последние столетия достигалось за счет ее уникальной способности инкорпорировать и развивать привнесенные извне технологические и культурные идеи, системы взглядов, конкретные новшества.

Первая мощная «инъекция» была сделана еще в те времена, когда из Византии пришла волна христианизации, породившая культурный и хозяйственный взлет X — XIII веков.

За два столетия Киевская Русь, объединившаяся в единое государство, встала в один ряд с самыми мощными европейскими странами того времени. Этот подъем был подавлен восточным нашествием, которое на двести лет сделало русские земли протекторатом Золотой Орды и привело к фактическому отторжению России от Европы.

Вторая «инъекция» случилась в начале XVIII века, когда в годы петровских реформ Россия в гигантских объемах «импортировала» не только западные производственные, социальные и военные технологии, но и, что даже более важно, приняла в свое лоно множество талантливых европейцев, укоренившихся на нашей земле и изрядно «обрусевших» с течением времени. В результате на протяжении столетия Россия вновь стала одной из величайших держав Европы, русская армия дошла до Парижа, а император Александр эффектно вершил судьбы континента на Венском конгрессе. Эта волна спала к концу XIX века в известной мере из-за угроз, которые усвоение европейских ценностей высшими слоями общества несло для патриархального устройства страны в целом.

Третья и самая противоречивая волна модернизации связана с последствиями коммунистической революции, идеологи которой своеобразно усвоили европейскую социал-демократическую доктрину, использовали в своих революционных преобразованиях западные производственные технологии, но в конце концов построили великую державу лишь для того, чтобы править в изолированном от мира автаркическом государстве. Мы полагаем, что периоды подъема России достаточно определенно совпадали с волнами внешнего позитивного влияния, которое практически всегда было европейским.

Но трудно припомнить, чтобы на протяжении столетий в России «спонтанно» возникли бы какие-либо самобытные, качественно новые социальные и культурные формы. Хотя социальная структура и общественные отношения не были в нашей стране столь закоснелыми, как на Востоке, и легче подвергались модернизации, речь все же идет о том, что именно подвергались, а не порождали ее из собственных недр, как это всегда происходило в Европе.

Важнейшее качество нашей страны, которое дает надежду на ее новые и новые исторические возвышения, — ее способность творчески перерабатывать внешние социальные импульсы и порождать, прежде всего на идеальном, теоретическом уровне, новые модели, которые нередко весьма успешно «работают» в мире. При этом Россия раз за разом демонстрирует свою неспособность довести ту или иную позитивную трансформацию до конца, в полной мере использовать открываемые ею возможности и перспективы для блага собственного народа.
Это еще один аргумент в пользу того, что России следовало бы всесторонне развивать сотрудничество с Европой, откуда так или иначе проистекали многие позитивные перемены, происходившие в нашей стране за последние несколько столетий. Вместе с тем нам следовало бы учиться у азиатских стран современному опыту конструктивного взаимодействия с западным миром, но отнюдь не перенимать их закоснелые традиции.

Россия была и останется заметным игроком на мировой экономической и политической арене. Но сегодня совершенно очевидно, что ни она, ни другие страны, претендующие на роль мировых лидеров, не могут стать подлинно великими державами до тех пор, пока не усвоят западные социальные традиции настолько, что станут способными не только копировать, но и развивать их. Поэтому, оказавшись в монополюсном мире, российский орел должен повернуть обе головы к полюсу демократии и богатства, даже если при этом та, которая традиционно привыкла смотреть в сторону авторитаризма и нищеты, свернет себе шею.

Владислав Иноземцев



См. также:
Веб-дизайн: обучение и тематические интернет-ресурсы
ПРОЕКТ
осуществляется
при поддержке

Окружной ресурсный центр информационных технологий (ОРЦИТ) СЗОУО г. Москвы Академия повышения квалификации и профессиональной переподготовки работников образования (АПКиППРО) АСКОН - разработчик САПР КОМПАС-3D. Группа компаний. Коломенский государственный педагогический институт (КГПИ) Информационные технологии в образовании. Международная конференция-выставка Издательский дом "СОЛОН-Пресс" Отраслевой фонд алгоритмов и программ ФГНУ "Государственный координационный центр информационных технологий" Еженедельник Издательского дома "1 сентября"  "Информатика" Московский  институт открытого образования (МИОО) Московский городской педагогический университет (МГПУ)
ГЛАВНАЯ
Участие вовсех направлениях олимпиады бесплатное

Номинант Примии Рунета 2007

Всероссийский Интернет-педсовет - 2005